Хотя и в самой Европе существовали ограничения, не позволявшие псионам чувствовать себя полноценными гражданами. Первые псионы, не зная о причинах и сути происходящих с ними изменений, часто вели себя… неадекватно. Нервные срывы, агрессивное поведение, приступы паранойи убедили первых исследователей в опасности приобретенных способностей. В результате Европарламент принял закон, ограничивающий псионов в правах. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы убедиться в нашей нормальности, но общественное мнение – великая сила. Закон продолжал действовать – к вящей радости российского руководства, ибо вызывал приток очень нужных нам эмигрантов.
Демократический Альянс за Освобождение продолжал свое победное шествие по Африке, захватив весь юг континента, кроме ЮАР. В государстве наметились серьезные признаки распада, хотя Великий круг командиров и вещал о незыблемости построенного общества. В любом случае ДАО конфликтовал с Евросоюзом – им сейчас не до нас.
Наконец журналистка ушла, и я мог спокойно переговорить с Даниилом.
– Вообще с этим вопросом тебе следовало подойти к Призраку. Сам понимаешь: такие исследования в нашей стране не проводились. – Даниил передал флэшку. – Влияние излучения Гнезда на организм ребенка – тема скользкая. Наши не рискнули связываться.
– Ты смотрел?
– Конечно. Если вкратце – младенцы инициацию пройти могут, но «барьер десяти» преодолеть не в состоянии. Начиная с трех лет, появляются первые псионы, но их мало: вероятность – одна сотая процента. Твоей Светланке повезло. А вот после начала полового созревания, с двенадцати-тринадцати лет, идет пик числа псионов – два человека из ста. То есть в два раза больше, чем считалось раньше. И что интересно – почти никого с сильной оболочкой, даже сорок единиц редкость.
– Иными словами, инициировать надо лет в пятнадцать, правильно?
– Если тебя не интересует сильная оболочка.
– Оболочку можно нарастить, и ты сам тому живой пример.
– Да, – довольно заулыбался Даниил, – у меня уже сто пятьдесят. Конечно, с тобой не сравнить, но вспомни, сколько у меня было сначала?
– Тридцать два.
– Аскет, почему ты вообще поднял этот вопрос? Мы давно знаем, что псионические способности по наследству не передаются. Даже Белоснежкин малыш, побывавший в Гнезде внутри мамы, никаких особенных свойств не демонстрирует – обычный ребенок. Только инициированный в раннем возрасте.
Даниил ошибался, только разубеждать его я не стал: если Ольга захочет – сама расскажет о странностях сына.
– Значит, мы по-прежнему не знаем, почему одни становятся псионами, другие нет?
– Абсолютно верно. Генетика здесь ни при чем. Зато видна четкая связь с творческими способностями: почти все псионы интересуются музыкой, живописью. Скажи Ольге – пусть отдаст ребенка в музыкальную школу.
– Я думал о Толике.
– А, твой крестник. Как он там?
– Нормально.
За последние десять лет мой отпуск ни разу не превышал недели и в основном приходился на летние школьные каникулы. Толик был ребенком моего друга – последней связью с теми временами, когда меня называли просто Виктором, а не Аскетом. Я не хотел терять этой связи. Светланка ревновала к моим поездкам в Питер и знакомиться с крестным братом не собиралась.
Мне хотелось бы, чтобы мальчик стал псионом. Долгий срок жизни – не менее двухсот лет, возможность самореализации, высокий спрос среди госорганов и частных фирм. Российское законодательство не делало различий между магами и обычными людьми, поэтому карьеру сделать легко. Конечно, на бытовом уровне отношение к обладателям пси-способностей различалось, но, как верно заметил когда-то Чижов, «стране с нашей историей мелочей бояться стыдно». Под мелочами он подразумевал как чужаков, так и вызванные ими изменения в жизни человечества.
Существовало два пути инициации: пребывание в Гнезде или его окрестностях – таким способом инициировалось почти все псионы – или недолгое, минут пятнадцать, нахождение рядом с сильным артефактом чужаков. Последний способ был, естественно, куда безопаснее, зато страдал неприятной особенностью: ни один инициированный таким образом псион не получил оболочки больше шестидесяти трех. Может, случайность, может, чего-то ученые не понимали.
Распрощавшись с Даниилом, я пошел к Коробку. Он обнаружился на своей кафедре – что-то увлеченно объяснял группе студентов разного возраста. При моем появлении они быстро скрылись – вероятно, из-за нелепого слуха, что я наконец-то научился читать мысли псионов. Нет, пока не научился.
– Ага! – Коробок при моем появлении выпятил вперед бородку. – Не вижу воинственного куска бездарности. Вы же всегда вместе?
– Злобный на зачистке, я передам ему ваш привет. Можно поговорить с вами об Амазонском Гнезде?
– Нужно. Все там будем.
Усадив меня на стул и нависнув, как хищная птица над добычей, он заговорил серьезным тоном, тщательно подбирая слова. Необычно для него.
– Я лечу вместе с вами, поэтому все, что будет узнавать наша группа, сразу станет известно и тебе. Имей в виду: этот штурм будет отличаться от обычного, и отличаться сильно. Мои коллеги, работающие на Амазонке, сообщают о появлении стай – например, тварь восьмого уровня и три-четыре второго. Я перешлю тебе все данные.
Но с моей точки зрения, страшно другое. Пространство вокруг Гнезда начинает трескаться: твари возникают на поверхности, минуя обычные переходы. Это не перемещение порталом – здесь что-то другое, словно появился дополнительный, невидимый ярус, и чужаки в нем свободно перемещаются. Причем этот ярус имеет выходы в любой точке Гнезда и окрестностей. Мутируют растения – наши, земные. Из королевской камеры периодически исходит какой-то сигнал, и остальные Гнезда отвечают на него. Я с ужасом жду, что мутация перекинется и на них.